Из почтового ящика редактора "Сербского Креста"

"... Или еще: я не вижу ничего чудовищного в Декларации Митрополита Сергия Старогородского.

По-моему, чудовищным и просто диким было поведение большинства русского духовенства (как и офицерства и чиновничества) в самые страшные дни русской истории в марте 1917 года.

После этого позора никакие декларации дела не меняли.

В марте 1917 мерзкая шайка растленных и дегенеративных подонков, по указке запада (союзничков-с), и при невыразимой по своему самоубийственному идиотизму поддержке русского генералитета и эстэблишмента, осуществила заговор, уничтоживший православную русскую государственность.

Трудно в мировой истории найти деяния сравнимые по подлости и гнусности и патологическому идиотизму с работой этой шайки.

К примеру, летом 1917 "сборной духа", "правительством народного доверия" были украдены и проданы в Скандинавию трехлетние запасы хлеба города Петрограда, (запасенного подлой царистской кликой), что к осени привело к голоду, беспорядкам и драпу "вождя сборной духа" в американскую миссию.

(Ужасно, что до сих пор даже в православных изданиях упоминается, что Императрица в последние предреволюционные годы была, оказывается, подвержена психозу. Ей, представьте, казалось, что вокруг Государя зреет заговор, что только Она верна Ему, ... интересно с чего бы...)

Элементарная верность служебному долгу, прояви ее генералы, офицеры, пастыри Церкви, государственные служащие, элементарный здравый смысл, наконец инстинктивное чувство самосохранения - спасли бы Отечество и их самих и их близких.

О следовании христианскому долгу, к сожалению, к тому времени поминать не приходится. Из всего 150 миллионного народа, он остался в удел только преданному Государю, и горстке Его верных слуг.

Как стыдно, что из всей высшей аристократии Русской Империи верными своему Государю остались только двое - Хан Нахичеванский и Эмир Бухарский.

Ну стыдно читать их телеграммы в Ставку, не переданные Государю подлым и бездарным подонком Алексеевым, телеграммы с предложением любой помощи и убежища.

А что же Пастыри Православного Народа Божия? Наверное, громом прогремели их слова о наступившем Суде Божием, каждую русскую душу пронзили напоминания о страшных прещениях за клятвопреступление?

Телеграфный аппарат Ставки, наверное, вышел из строя, передавая бесчисленные послания с благословениями , христианскими утешениями и просто словами верности и поддержки Государю:

К сожалению, на это все не нашлось времени: были дела поважнее:

В первый же день катастрофы, из залы заседаний Синода был вынесен Портрет Государя и поставлен в коридорах кверх ногами...

Архиереи Божии разродились речами о том как демократия вырывает Церковь Христову из когтистых лап Царизма, из рабства и тьмы к свету и свободе:

Ах мудрость! О величие!

(Можно, конечно понять, еще круче бывало. У меня волосы дыбом встали при чтении речей Деникина и Корнилова на некоем Всероссийском Офицерском Собрании того времени, в которых эти великие военачальники сообщали слушателям о том, в каком рабстве жило при царизме русское офицерство, как позорно было его подчинение грязной клике и какие великие и сияющие вершины открываются ныне перед ним:)

Вы, досточтимый Константин, многих ли знаете духовных лиц, пославших в те дни письмо или записку преданному Помазаннику, со словами хотя бы просто пастырской поддержки и сочувствия...?

И сколько вы таких знаете из 100 000 имевшихся на балансе...

А сколькие из них сказали в те дни, нечто вроде "Свершается ныне суд Божий, горе питающим сосцами, бегите в горы и плачьте о гибели Отечества за отступление всех славных мужей и всего народа нашего... от Господа и от Помазанника Его. "

И не оказались ли остальные взвешенными и найденными слишком легкими?..

Тем временем Синод родил обращение к народу "Свершилась Воля Божия:."(!!!) Дальше - рука об руку с Временным Правительством - к всенародным выборам, демократическим реформам и победе над врагом:"

Но это растленный Петербург, - можно возразить, - это при сем и высокая экономия:

Но что же делалось в губерниях и уездах? А там бушевал пожар во время наводнения, вакханалия в дни шабаша.

Как поганки на кочках кучами росли поповские Советы и Комитеты:

Советы псаломщиков - для борьбы церковного пролетариата за права (долю дохода) с духовенством. Комитеты дьяконов - как наиболее трудящихся при Богослужении, для борьбы с попами за равную долю.

Советы попов, для борьбы с архиереями и монахами за доходы епархий:

Комитеты монахов(!!!), для борьбы с архиереями, покушающимися на долю с доходов монастырей...

Разве возможен был подобный духовный расцвет в темные времена самодержавия?

Естественно, что за этой глубокой созидательной работой, подготовлявшей Церковь к служению в новых исторических условиях, было не до паствы:

Ах! Незаметным прошло и то, что вожделенные доходы превратилися из золотых рублей в смешные фантики - керенки.

Господь посмеется, Господь поругается им:

Чрезвычайный съезд Превопрестольного Московского духовенства вынес вотум недоверия (вообще хочется выразить свой восторг подобными перлами матом, но буду ставить !!!!!!!!!! - гигаподлость и мегаидиотизм) ставленнику Распутина (!!!!) святому Макарию (Невскому), просветителю Алтая. 90-летний старик не был впущен революционными попами в собственные покои и остался без личных вещей:

И это еще до всяких "Деклараций" и даже до установления соввласти.

Пожалуй, если бы Советская Власть поступила бы умнее, по-современному: не отсоединила бы Церковь от своего государства а, наоборот, присоединила бы ее еще сильнее, образовала бы какой-нибудь НКРПЦ:

Если бы она не изымала дуроломом сокровища, а, наоборот, еще пожаловала бы на украшение храмов сорванные с убиенных царевен драгоценности (в компенсацию морального вреда двухсотлетнего монархического рабства), то может никто бы из русского духовенства вообще не пришел бы в сознание, и так бы и скончалась в земном своем бытии Русская Церковь, в сознание не приходя?..

Почитайте, как ведут себя священники на Московском процессе 1922 - их судят за распространение послания Патриарха, осуждающего грабеж храмов: Меньшинство отважно встает на позицию Предстоятеля (и идет под расстрел). Но большинство "нача ротитися и клятитися": "и не я читал вовсе, а напарник, и не согласен я вовсе с Патриархом, но на меня де давит дисциплина:"

Отважно и мужественно ведет себя лишь юная Варвара Брусилова: она единственная прямо и мудро в лицо судьям говорит о том, кто они такие, о том, для чего грабят храмы, о том, чем это кончится:

22 летнюю женщину, кормящую маму, приговаривают к расстрелу - из тюрьмы она пишет блестящее для столь молодой особы, да еще ожидающей смерти, письмо Ленину...

(И вот эта защитница Церкви - вдова расстрелянного белыми красного командира (сына полководца Брусилова). Ее не расстреляли - тогда. Потом она все сидела и сидела, и расстреляли ее на Соловках за вредительское отравление коров в 37-м.)

Ну почему же по всей Руси Великой, кроме запальчивой и отчаянной молодой женщины - вдовы красного командира - не осталось в тот момент никого, кто посмел бы, не оглядываясь на обстоятельства, сказать в лицо большевикам правду о них самих?

В благоговении преклоняюсь я перед подвигом новых Священномучеников, еще именно и потому, что вместе с крестными муками гонений, заключения и казней им пришлось пережить тягчайшие, паче казней муки совести, муки осознания своей ответственности перед Господом за свою паству, за свое Отечество.

Проснется ли современное духовенство, ведомо Господу..."

"... Прошу прощения, вчера я писал Вам, руководствуясь только своей памятью, и некоторые исторические события описал не совсем точно.

Итак, 9 марта 1917 г. Святейший Синод издал "Обращение к чадам Православной Церкви":

"Благодать вам и мир да умножатся! Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни..."

14 апреля указом Временного правительства весь старый состав Синода был освобожден от занимаемых должностей. После разгона старого Синода и специально подобранный в. п. новый состав вступил в резкий конфликт с революционным обер-прокурором Львовым, в ч частности - митр. Платон (Рождественский) и архиеп. Агафангел (Преображенский).

Полностью поддержал все революционные инициативы по либерализации церковной жизни только архиеп. Сергий (Страгородский).

Цитата из дневника протопресв. Николая Любимова (сборник "Российская Церковь в годы революции, 1995): "Только один архиеп. Сергий (Страгородский), как и всегда, желая и капитал приобрести, и невинность соблюсти, начал нести какую-то ахинею о том, что он вполне понимает и ценит желание обер-прокурора ... ох! думалось мне при этих словах Преосвященного, и хитер же ты, батюшка: умудрился при разгоне старого состава в единственном числе остаться и в новом, несомненно, и при нашем разгоне, перейдешь и в дальнейший состав Синода. Вот это умение - приспособляться ко вским обстоятельствам! Честь и хвала тебе, хитроумный архипастырь!"

Еще раз заметим, что никакой советской власти еще и в помине нет.

Еще резче оценивает позицию архиеп. Сергия (Страгородского) в Синоде еп. Феодор (Поздеевский) в письме к архиеп. Арсению от 5 мая 1917 г. он, в частности, пишет: "То, что пытались делать Вы после разгона Синода, умиряет горечь от сознания измены арх. Сергия и несколько успокаивает на мысли, что есть еще и стойкие люди. Знаете, что стойких людей ищут уже и здесь, в Москве, даже бывшие друзья В. Н. Львова, которые поняли, в какую пропасть толкает сей господин Церковь, руководясь в вопросах реформы только своей волей и своим глупым разумом."

Еще раз повторюсь: никакого Гулага, никакого ГПУ нет еще и в помине, даже в самых печальных фантазиях.

"Заявление московского совета благочинных", 7 марта 1917 г.:

"1. Единогласно и вседушевно, во имя пастырского и патриотического долга, подчиниться Временному правительству и последовавшим в этом направлении распоряжениям высшей церковной власти.

2. Приветствовать со всею радостью заявление обер-прокурора Св. Синода В. Н. Львова о новом направлении церковной жизни в России смысле полного невмешательства церкви и ее служителей в политический строй страны.

3. Поддерживать теперь Временное правительство, а в будущем то, которое дано будет России Учредительным собранием безотносительно к его политическим основам."

Как известно, большинство в "учредительном собрании" принадлежало партии эсеров. решительно непонятно, чем они лучше большевиков.

Теперь о св. Московском митрополите Макарии (Невском).

16 марта 1917 года в Московском Епархиальном доме состоялся митинг московского духовенства (еще раз повторюсь: ни ГПУ, ни "Совет по делам религий" никого на этот митинг не гнал --- А.), где было принято решение с помощью ученых богословов выработать церковно-юридическую основу демократического избрания епархиального митрополита. Одновременно в Петроград выехала делегация московского духовенства с требованием к Синоду о смещении 82-летнего митрополита Макария "как выдвинутого на эту кафедру Распутиным".

В то время только дураку было не ясно, кто до революции выдвигал и смещал архиереев.

21 марта Синод постановил "уволить митр. Макария, поскольку его управление в новых условиях недопустимо, тем более, что он окружен такими лицами, как протоиерей Восторгов" (священномученик, + 1918 -- А.)

В начале апреля 1917 г. епископ Феодор (Поздеевский) попытался издать в типографии Свято-Троицкой Сергиевой лавры Пасхальное послание низложенного митрополита к пастве, в котором говорилось о незаконности его смещения и о том, что инициаторы смещения нарушают Каноны Церкви. Но это, по словам современников, безнадежная авантюра была решительно пресечена революционным духовенством.

О Варваре Брусиловой:

Она обратилась с письмом к Ленину же после того, как узнала, что расстрел ей заменен заключением. Как ни странно, никакой благодарности она не испытывала:

"Моя подпись напомнит вам недавний процесс церковников, в котором пять человек поплатились головой за свои религиозные убеждения. Я была в числе одиннадцати приговоренных к высшей мере наказания. Говорят, что советская власть за убеждения не судит. Это неправда. Конкретной вины у нас у всех не было никакой, к нам были так суровы за то, что некоторые из нас имели мужество пред лицем трибунала поднять голос в защиту своих святынь, сказать вслух то, о чем шепчутся по углам и шумит вся Православная Русь. Вам лучше, чем кому-нибудь, должно быть известно, что никакого заговора, никакой преступной организации у нас не было. Большинство из нас впервые увидели друг друга на скамье подсудимых. На объединяло только оскорбленное религиозное чувство. Пусть с вашей атеистической точки зрения мы были неправы - разве за это можно казнить? Не милости, не пощады я у вас прошу, я спокойно глядела в глаза смерти весь долгий месяц одиночного заключения после приговора, но мне лишь невыносимо больно было за тех, на которых у вас поднялась рука, мне больно за безвинно пролитую кровь.

У вас, именующего себя вождем русской революции, я спрашиваю: какими словами, если не кровавой расправой, назвать ваш революционный суд? Не думайте, что этим путем вы искорените религиозные чувства в душе русского народа. Знайте, что тысячная толпа, присутствовавшая на нашем процессе в трибунале, в то время, как вы поливали нас грязью и называли нас бандитами и людоедами, эта толпа приветствовала нас, как новых мучеников христианства, всюду, где могла. Они молчали потому, что знали: что слово в свободной советской России карается смертью, они видели это на живом примере..."

(цит. по кн. С. Голубцова "Московское духовенство в преддверии и начале гонений" М., 1999.)

Собственно, цитируется не С. Голубцов, а опубликованные им документы - переписка, взятая из госархивов. Письмо, написанное 31 июля 1922 г. в тюрьме, видимо, не дошло до адресата, так как приобщено к делу.

Революционный прокурор Львов впоследствии стал видным обновленцем и практически большевиком левого толка..."

Конечно, милость Божия безгранична: и все посылает и посылает Он Своих вестников за званными да избранными. Но вот только опрометчивым с нашей стороны было бы считать Его нескончаемое терпение поводом к нашей наглой убежденности в собственной полной безнаказанности.